Будем жить, даже дважды умерев.

Будем жить, даже дважды умерев.

Будем жить, даже дважды умерев. Сергей Панченко.

. . . Г Е Р О Й С К И П О Г И Б, П Р И И С П О Л Н Е Н И И И Н Т Е Р Н А Ц И О Н А Л Ь Н О Г О Д О Л Г А. . .

…Афганистан – такая чужая и такая родная страна,

живущая по древним, справедливым законам Ислама.

Он навсегда врезался кровавыми следами в память …

Посвящается всем тем, в чью жизнь

ворвался Афганистан, и всем тем, чью жизнь

он безжалостно забрал….

Все фамилии героев изменены,

некоторые события вымышлены,

названия населенных пунктов

изменены.

А Ф Г А Н И С Т А Н.

П Р О В И Н Ц И Я К У Н А Р.

А П Р Е Л Ь 1 9 8 6 г.

Огромный диск луны, будто раскаленный добела, сиял на черном небосклоне так ярко, что мерцание брильянтовой россыпи звезд казалось блеклым и непривлекательным. Степенно двигаясь по своей орбите, луна освещала землю. Свет ее добрался и до небольшого каменистого плато, затерявшегося среди грозных, величественных гор. На поверхности плато были разбросаны камни и валуны, самых разных размеров и самых причудливых форм. Они отсвечивали тусклым серо-матовым цветом, а сжимавшие плато горы, будто суровые стражи, холодно поблескивали крутыми, скалистыми склонами. Мрачный, казалось безжизненный пейзаж, напоминал декорации фантастического фильма. Здесь, на высоте более двух тысяч метров природа была скудная и однообразная, а жизнь суровой и тяжелой. Тут могли выжить только сильные и храбрые люди.

Гора, обозначенная на топографических картах, как высота 2666, выпала из горной цепи создающей единый хребет, и вклинилась в плато, разделив его на две части. У ее подножья, полумесяцем разместился кишлак талибов. Три улочки, сходившиеся у крохотной площади перед мечетью, дома из грубого камня и глины, широкие дувала, две сторожевые башни, стоящие чуть на отшибе у двух дорог, ведущих к селению, придавали ему сходство со средневековой крепостью. О цивилизации напоминал лишь рокот дизеля и свет электрических ламп, пробивавшийся в окнах некоторых домов.

На окраине кишлака, в одном из дувалов, на каменном полу, подложив под себя рванный солдатский бушлат и, скрючившись в позе зародыша, лежал человек. Сальные, поседевшие волосы, редкая бесцветная борода, морщинистый лоб, со шрамом в виде креста, впалые почерневшие щеки, расплющенный сломанный нос, вздутые, в коростах губы, покрасневшие глаза, в которых можно было увидеть только боль и отчаяние, сделали лицо человека неузнаваемым и уродливым. Истертая, побелевшая солдатская гимнастерка и тельник десантника, в бурых кровавых пятнах скрывали истерзанное тело человека и плохо защищали от холода. Человека трясло, будто в лихорадке. На глазах его навернулись слезы. Словно стыдясь, что их может кто-то увидеть, он торопливо смахнул с лица горькие, соленые капли, положил под голову руки, со следами глубоких ссадин, и сжался еще сильней. Стало чуть теплее, и на какое-то время, он провалился в забытье. Перед ним замелькали бессвязные, бессмысленные картинки.

Березка, ласково шуршащая молодыми листочками. Деревенский дом, с резными окнами. Деревянное крыльцо. Женщина, в белом ситцевом платье. Она помахала рукой вслед высокому, коренастому мужчине, в рабочем промасленном комбинезоне. Речка, играющая серебристыми бликами в лучах солнца, скошенный луг, стог сена, с прелым запахом трав. Стадион. Футбольное поле, со сломанной перекладиной ворот. Двухэтажное кирпичное здание, длинный коридор, выкрашенный в ядовито зеленый цвет, просторный свежевыбеленный учебный класс. Стул, с металлическими ножками и занозистым фанерным сидением, стол, с нацарапанными матерными словами. Цветущая акация, танцплощадка. Бутылки портвейна «Три семерки». Драка. Упавший на асфальт длинноволосый парень, в стильных джинсах и майке, испуганная девчонка, в кожаной мине-юбке. Желтый, с синей полосой, «УАЗик», бегущие милиционеры. Темный сырой подвал, в котором невыносимо воняло мочей и фекалиями. Снова яркое теплое солнце, золотистое поле созревшей пшеницы. Комбайн. Кассетный магнитофон «Романтик». Скамейка под пышной кроной старого клена. Русоволосая девушка, в красном, с крупным белым «горохом», платье. Добрые лучистые глаза, курносый носик, трепетно нежные губы. Страстный жаркий поцелуй…Духовой оркестр, прощальный марш «Славянки». Строй молодых, стриженных под «ноль», солдат. Раскаленный песок. Армейские палатки. Серпантин горной дороги. Бронетранспортер, с бортовым номером «ноль семнадцать». Узкая полозка триплекса. Ослепительная вспышка огня, острая боль, и наступившая сплошная тьма…

Человек вздрогнул, будто его пронзило разрядом, и открыл глаза. Лунный свет падал ему в лицо. Человек глубоко вздохнул и медленно поднялся. Сначала на четвереньки, потом на колени. Наконец встал на распухшие почерневшие ноги и, покачнувшись, подошел к маленькому окошку. Долго и задумчиво смотрел в ночное небо. Звезды были такими крупными, что казалось, протяни руку и сможешь дотронуться до них. Но это всего лишь иллюзия, визуальный обман. Он никогда не сможет прикоснуться к звездам, и никогда не сможет вырваться из этого ада. И хоть вой на луну от бессилия, ничего уже не изменишь. Звезды будут по-прежнему холодно сверкать, а он заживо гнить, пока не издаст свой последний вздох…

Человек отвернулся от окна, прижался спиной к шершавой стене и медленно опустился на пол. Нельзя распускать нюни. Надо собраться с силами и терпеть. Терпеть и ждать, надеяться и верить.

Он вдруг вспомнил, что в кармане штанов лежали два кусочка черствой пресной лепешки, оставшиеся от скудного ужина. Человек достал один кусок. В углу что-то зашуршало, и на него уставились две маленькие желтые бусинки чьих-то глаз. На лице человека появилась слабая улыбка.

-Знаешь, когда надо прийти,-Человек разломил кусок лепешки на две половинки, и положил одну на пол,-Давай, Лариска, перекусим вместе.

Дождавшись приглашения, здоровенная черная крыса, с длинным голым хвостом, подбежала к человеку, схватила лапками свой кусочек, и тут же приступила к трапезе. Глядя на нее грустными глазами, человек жевал лепешку в беззубом рту и думал о своей горькой судьбе. Почему именно ему досталась такая страшная доля. Как долго еще он сможет выдержать нечеловеческие мучения. Возможно, он сам вызвал на себя все эти муки.

Он родился на Алтае. С малолетства помогал отцу пахать землю, а после учебы в ПТУ самостоятельно сел на комбайн. По итогам первой уборки урожая, он всего лишь чуть-чуть не дотянул до показателей отца и других опытных хлеборобов, но его фотографию поместили на колхозную Доску Почета. На торжественном собрании односельчан, председатель вручил ему Почетную Грамоту и ценный подарок – кассетный магнитофон «Романтик». Он стал механизатором – хлеборобом, но по-прежнему остался мальчишкой. Вместе с ребятами бегал по зорьке на рыбалку, лазил за яблоками в колхозный сад, азартно гонял футбольный мяч на стадионе, в выходные дни ездил на мотоцикле в райцентр на танцплощадку. Втихаря от родителей курил сигареты, пил дешевое вино. Все это считалось особой мальчишеской доблестью. При случае мог и подраться. По настоящему, до крови…. Как и многие подростки, он хотел быстрее стать взрослым, и не думал о том, что юность проходит, и ее уже не вернуть обратно.

Первым серьезным шагом к взрослой жизни стала повестка райвоенкомата. Он как-то сразу весь преобразился, стал подтянутым, более ответственным и рассудительным.

Защитник Отечества. Для него это были непросто слова. Для него Отечество начиналось с его семьи, со школы, с родного села. Он будет защищать и их, и всю страну. Он откровенно презирал тех, кто под разными предлогами старался «откосить» от призыва, и называл их предателями. Себя же он видел только в форме солдата – десантника, и в воображении совершал подвиг за подвигом.

Однако реальность оказалась намного прозаичнее, чем его фантазии. Прежде всего, его не взяли в ВДВ, а направили в учебную часть мотострелкового полка в далеком Туркменском Военном Округе. Кое-как смирившись с решением комиссии, он, по прибытию в часть, начал осваивать воинское искусство так же основательно, как осваивал профессию механизатора, и закончил «учебку» отличником боевой и политической подготовки, в звании младшего сержанта, в должности механика-водителя бронетранспортера. Однако вместо мотострелкового полка, его распределили в состав сводного батальона, дислоцируемого на дальнем полигоне, у самой государственной границы. Там он познал настоящую солдатскую службу. Командиры батальона не щадили ни себя, ни солдат. Иногда у него не было сил выбраться из кабины раскаленной кабины БТРа. Полгода тяжелейшей, изнурительной службы в пустыне заставили его пересмотреть свои взгляды на армейскую жизнь. Главными критериями стали не подвиги, о которых он когда-то мечтал, а солдатская дружба и работа. Повседневная работа каждого на своем месте.

Приказ о направлении личного состава батальона в Афганистан для оказания интернациональной помощи, он воспринял без каких-либо эмоций. Раз надо, значит надо. Он понимал, что там идет война. Война, на которой убивают. Он тоже мог погибнуть. Однако его готовили к войне, и он не чувствовал страха смерти. Его больше волновало о, что письма из дома будут идти значительно дольше.

Батальон двигался в авангарде колонны, в состав которой еще входили две танковые роты, бензозаправщики и автомашины тылового обеспечения. Сразу после пересечения государственной границы Афганистана начались горы. Дорога держала всех водителей в постоянном напряжении. Одно неточное или чуть запоздалое движение рычагов управления могло привести к гибели машины и экипажа. На некоторых участках скорость движения не превышала трех километров в час. В одном месте дорога шла вдоль реки, которая прорубила в горах узкий глубокий каньон. Глубина его была такой, что, посмотрев вверх, можно было увидеть лишь рваный лоскут неба, который терялся где-то в вышине между отвесными склонами скал. Ничего подобного он еще не видел. К вечеру добрались до Пули-Хумри, где встали на ночлег. Измотанный дорогой он хотел только одного – по - быстрее уснуть, но, устроившись спать, вдруг вспомнил уставшие закопченные лица солдат, дежуривших на блок – постах, сожженные дотла останки автомашин на обочинах трассы, и внутри у него похолодело. Во время движения не было время думать о том, что могло бы произойти, если бы душманы рискнули напасть на колонну, а сейчас стало страшно…

Утром колонна двинулась дальше. Дорога стала полегче, а в воздухе, к его огромному облегчению закружили вертолеты «МИ-24». «Вертушки» заметно повысили настроение и увеличили скорость движения. Колонна прошла тоннель на Саланге, и в тот же день, поздним вечером благополучно вошла в Кабул.

Афганская столица встретила их витавшими в воздухе запахами восточных базаров, и тишиной мирного города, уставшего от дневной суеты и хлопот. О войне напоминали лишь безлюдные улицы и патрули афганской армии. За три дня пребывания в Кабуле, он всего один раз слышал автоматную стрельбу и видел, как в черное небо уходили цветные

цепочки трассеров.

Через три дня, без каких-либо происшествий, батальон совершил марш из Кабула в Джелалабад, конечную точку маршрута. Солдаты только начали обустраиваться на новом месте, как его и еще двух механиков-водителей вызвали в штаб. По приказу командующего Армии, батальон передавал три БТР-80, вместе с механиками-водителями, в распоряжение отдельного десантно-штурмового батальона ВДВ, дислоцируемого в двадцати километрах севернее Джелалабада. Так неожиданно сбылась его мечта служить в ВДВ. Новое назначение обрадовало его, но когда эмоциональное возбуждение стихло, он понял, что теперь служба станет трудней. Чтобы завоевать доверие и уважение десантников ему придется «пахать на совесть», не позволяя себе никаких поблажек.

Батальон десантников размещался на берегу реки Кабул. Десяток палаток, три ряда одноэтажных бараков, собранных из деревянных модулей, навесной ангар автопарка, вертолетная площадка, служившая одновременно строевым плацом, были обнесены колючей проволокой. Два контрольно-пропускных пункта имели металлические ворота и кирпичные домики караульных.

Начальник гаража встретил прибывших механиков-водителей радушно. Определив их во взвод технического обслуживания, накормил ужином, показал места в казарме, объяснил распорядок дня, и объявил, что завтра они могут отдохнуть. Естественно, без увольнительной в город.

Он не смог бездельничать целый день, и после обеда пошел в автопарк к своему бронетранспортеру, с номером «ноль семнадцать». Никаких серьезных поломок не было, но после марша следовало провести техобслуживание машины, а главное – нанести на броню эмблему ВДВ. После короткого раздумья, начгар дал «добро» и показал, где можно

взять краску и трафареты. Работа спорилась, и начгар был доволен. Даже разрешил заправить бронетранспортер горючим, и сам совершил пробный выезд. Поставив БТР на место, восхищенно показал поднятый большой палец.

-Зверь, а не машина!

-Ты кого так расхваливаешь? - неожиданно раздался тихий хриплый голос.

Позади бронетранспортера стояли старший лейтенант и старший прапорщик. Высокие, широкоплечие, в полевой камуфлированной форме. Глаза старшего лейтенанта скрывались за солнцезащитными очками, которые придавали его загорелому лицу строгость. Лицо прапорщика украшали выгоревшие на солнце русые пышные усы, в стиле «а-ля Чапаев».

-Товарищи разведчики!-Начгар приветливо улыбнулся, спрыгнул с брони и крепко пожал их руки, - Что пришли посмотреть новую технику? БТР – 80. Отличная машина!

-Знаю,-Старлей обошел бронетранспортер, заметил младшего сержанта, стоящего «смирно», и спросил,-Твой аппарат?

(страница семь книги Сергея Панченко)